"Памятный год" так называлась глава о 1924 годе в публикации записок Вячеслава Константиновича Чиликина. Эти записки были опубликованы в № 2 журнала "Алтай" за 1996 год - тиражом в 990 экземпляров.
***
Шел двадцать четвертый год.
Шел январь, морозный и вьюжный.
Умер Ленин.
Об этом сказал, придя со службы, отец. Раздевшись у порога и обобрав щепотью льдинки с заиндевевших усов, он раздумчиво сосредоточил глаза:
- Напасть какая-то на Россию. Только что пошло на поправку, и вот - на тебе... Другой-то неизвестно куда станет гнуть.
- Кто другой? - сощурилась на него мать.
- А Троцкий.
После Ленина Троцкий считался тогда вторым человеком. Еще говорили о Рыкове, Каменеве, Зиновьеве, Коллонтай... А о Сталине мало кто слышал. Хотя какие-то станичники вырешили ему звание почетного казака.
<...>
Потом Ленина хоронили. Был вечер, дремалось.
- Одлевайся быстрее, пойдем гудки слушать, - сказал мне отец.
Мы вышли во двор. Сразу колюче охватило морозом. А небо - низкое, черное, и на нем остро и отчужденно свитились крупные звезды. И одиночкой над горизонтом горел налившийся густой краснотой Марс. В том году было великое противостояние. Писали. что где-то в швейцарских Альпах готовились зажечь светильник в два квадриллиона свечей, чтобы дать сигнал марсианам.
Мы ждали. Под ногами жестко похрустывал снег. И вдруг - у-у-у! - взяв тон, зашлась долгим голосом лесопилка. А за ней со всех концов города поплыли, заколыхались, то спадая, то набирая силу, тревожные голоса. Гудели чугунолитейный завод и железнодорожные мастерские, гудели паровозы со станции и судоремонтный завод из-за Оби... Казалось, кто-то большой, бесприютный, обхватившись руками, раскачивается и стонет, как от зубной маяты. Время шло, подкатывало ощущение какого-то щемящего неуюта.
- Пойдем домой. - затормошил я отца.
- Что, замерз? Ну пошли, пошли, а то станешь кочерыжкой.
Дома было светло и тепло. Пахло раскаленной железной печуркой, один бок у нее стал малиново-красным. На тонкой ноге пел самовар на столе. и отодвинулась, осталась далеко за черным окном коснувшаяся меня чужая тревога. До чего же хорошо жить наивной младенческой верой. что сквозь родные ттеплые стены не пробьются ни мороз, ни пурга, ни беда!
Отец ошибся: должность Ленина занял Рыков.
Город понемногу приходил в себя после шальной круговерти гражданской вражды и голодных очередей. Ржаво заскрипели замки. скидывая запоры с дверей, лавочники Поскотиновы, колбасники Шепели, закатив рукава, закрутили чугунные вальцы конфетники Малаховы, и цветным дождиком посыпались из-под форм леденцовые птички и рыбки. Веселой рукой сколачивали лавчонки над Барнаулкой.
Меняли совзнаки - так назывались тогда деньги - на обеспеченную золотом валюту - пятьдесят тысяч старых рублей на один новый рубль.
Появились червонцы - белые хрустящие ассигнации, напечатанные с одной стороны, и тяжелые серебрянные рубли и полтинники. Защелкали уже забытые портмонетики - копеечка-то стала в цене!
Tags: