- Почему вы решили уехать из Москвы?
- Стало тесно, и все меньше оставалось родины. Город моего детства пропал, но я храню его в памяти. Судьба Москвы показывает нам необходимость как-то сочетать финансовую прагматику и заботу о культуре. Поскольку в течение 30 лет здесь побеждали нажива с поживой, город остался без души. Без улыбки, без московской уютной и умной болтливости. Я захотел уехать и долго выбирал куда.
- Вы много путешествовали, где успели побывать?
- Тянь-Шань, Памир, Северный и Приполярный Урал, Белое море, Баренцево море, Хабаровский край, Приморье, Алтай. Поскольку денег у меня не было, приходилось осваивать редкие профессии – сейсмолога, метеоролога. И я просился на труднодоступные станции. Был какой-то зуд, была страсть как можно больше увидеть ландшафтов. У меня детский характер – не перестаю удивляться.
Незнакомое сознание- Вы четыре года прожили практически в полном одиночестве на Центральном Тянь-Шане, у ледника в местечке Кумтор. Это вас изменило?
- Да, у меня был такой странный опыт. Поначалу я осваивал рабочее место: была задача – с помощью нехитрых приборов следить за динамикой ледника и мерзлоты склонов. Когда освоился и появилось много свободного времени, лазал по соседним горам и скалам, гулял, пытался писать рассказы.
Исследовал свое сознание, как на него воздействуют глубокая тишина и одиночество. Выдался сложный месяц, когда остро не хватало цивилизации: сигналов-раздражителей, социальных контактов, телевидения, радио, музыки. Когда это испытание закончилось, я понял, что мне как раз интересней обходиться без всего этого.
Оказывается, все прежние годы я изучал и практиковал межчеловеческие контакты. А на леднике произошла важная, интересная встреча с собой. С той поры я хоть как-то понимаю, что во мне происходит.
- То, что открыли внутри своей души, не напугало?
- Напротив. Я ощутил необходимость бережно относиться к своему внутреннему миру. У меня появилось чувство садовника, который заботится о своей душе и ее живом наполнении. Теперь я считаю эту заботу самой главной. Земная жизнь – это поручение нам. Мы рождаемся с определенными задатками, некоторые из которых следует развивать.
- А что за история вашей службы при церкви?
- В храме Воскресения Словущего на Ваганьковском кладбище я работал псаломщиком, а потом был кочегаром, дворником, сторожем, курьером. Из псаломщиков ушел по причине стеснительности. Как-то бабушка-прихожанка поцеловала мне руку, ибо так принято и тем паче я носил золоченый стихарь... а я подумал о ее судьбе, о военном детстве – и решил перейти в рабочие: тут без поцелуев.
Самое удивительное время в храме – раннее утро. Безлюдно, в цветные окна вливается первый свет – тогда я всем существом постигал его величие и красоту, высокое таинство надежды и веры. Оказывается, бывает на свете тихий, безмолвный восторг. А потом приходили служители и паства, начинался шум, переговоры у свечного ящика. Затем голос батюшки наполнял пространство особым звучанием тысячелетней молитвы… а мне надо было бежать по хозяйственным делам. Работа в храме была моей первой попыткой выстроить жизнь осмысленно.
Живые смыслы- При столь разнообразной деятельности вы называете себя писателем. Когда открыли в себе дар?
- В пятилетнем возрасте, когда и писать еще не умел. Детский сад, воспитательнице пора читать нам книжку, а голоса нет – болит горло. И тогда она обратилась к нам с просьбой пересказать что-то по памяти. Дети вытолкнули в центр меня, а я от волнения забыл все сказки и на месте сочинил почти классическую историю про мальчика, его сестренку и Бабу-ягу. Импровизация получилась. Воспитательница больше книжек в руки не брала, а я стал записным рассказчиком. В школьные годы импровизировал в детских лагерях, на школьных слетах, в турпоходах. А в переходном возрасте потерял чувство артистической свободы. Стал учиться писать, и это оказалось другим видом сочинительства. Устная речь и письменные тексты рождаются из разных источников.
- Из каких именно?
- По ощущению могу сказать, что устная импровизация рождается на поверхности сознания – там же, где и бытовая речь. А письменное сочинительство требует медитации, а лучше сказать – задумчивости. В устной речи мы активно используем интонацию, дыхание, ритм, которые помогают высказаться точней и выразительней. Письменный текст не имеет этих преимуществ. Он выстраивается как архитектура. Выразительность задается через синтаксис, длину фразы, повторы, аллитерацию, рифму... В тексте важны не только слова, но и паузы между ними, указанные посредством точки, многоточия, тире, красной строки. Иногда эти паузы подобны коридорам, пещерам, воротам… где выходишь к новым смыслам и переживаниям. Создание письменного текста подобно строительству волшебного города. И чтобы его архитектуру угадать, нужна абсолютная тишина в душе. Тишина и внимательность. Большая собранность. Именно поэтому письменный текст рождается из другой точки ума – оттуда, где проживают слова-образы. А не слова-тембры.
Духовная оптика- Для чего изучаете старорусский язык?
- Прежде изучал церковнославянский, а теперь исследую древнерусскую лексику, слова и обороты былин, бытовой речи. Древнее слово - проводник в иное время, оно отражает мировоззрение наших предков. Язык - это ключ к различным этажам культуры. Философ Хайдеггер сказал так: «Язык – это дом бытия». Возможно, сказано слишком решительно, потому что бытие реализуется и вне языка. Но если сказать: «Слова – это одежда смыслов», – получится красиво и правильно.
- Для вас писательство - исследование?
- Да, именно исследование. Это путешествие в страну смыслов, работа воображения, которому поставлена задача – разгадывать характер людей и вещей, их потаенную суть.
- Вы и сейчас стремитесь к одиночеству?
- Уже нет, я научился находить одиночество почти в любой обстановке. И к тому же люблю общение с искренними людьми.
- Так почему в конечном итоге местом жительства выбрали Алтайский край?
- Потому что это сказочная земля. Как у человека свое выражение лица, так у земли – свои лики. Например, средняя полоса западной России – это нежность и легкая грусть. Урал – суровость и хмурая память о древности. Памир – дерзновение. Алтайский край – простор для мечты и любых начинаний. У этой земли сразу несколько лиц, несколько выражений. Здесь пробуждается воображение.
- Чем занимаетесь в алтайской глубинке?
- Сейчас я живу в Краснощёково. Занимаюсь литературой. Немножко – журналистикой. В 2017 году сотрудничал с замечательным Тигирекским заповедником, также работал директором краеведческого музея в Краснощёково. Недолго, потому что устал от отчетов и планов, устал разрываться между писательским столом и социально-формальными задачами.
- Опять манит дорога?
- Я приехал сюда навсегда. Предполагаю поселиться в селе Усть-Белая. Тамошние степи и валуны пахнут вечностью. Веду переговоры по приобретению домика. Надеюсь открыть необычную целебную турбазу, но пока об этом рано.
- Что для вас главное в жизни?
- Опыт одиночества и творчества помог мне искать ответ на этот трудный вопрос. И, кажется, я нашел его. Это наполнение сознания умным светом. Чем светлей сознание, тем радостней и содержательней жизнь, тем шире умственный кругозор и ярче воображение. Внутренний свет может быть и должен быть благим. Любящим, благодарным и открытым к восприятию смыслов, как земных, так и небесных. Этот умный, живой свет – наша сокровенная, первичная природа.
СПРАВКА «ВЕЧЕРНЕГО БАРНАУЛА»Андрей Гальцев родился в 1954 году. По образованию инженер-строитель, переводчик с английского языка. Писатель, поэт. Автор десятков рассказов, очерков, повестей, новелл, романа «Театр Глобус».
Лада Суворова.
Фото Ярослава Махначёва.